Все чаще слышатся разговоры о том, что свобода — это что-то вообще чуждое нашей культуре и нашему духу, что нам как-то ближе «самодержавие, православие и народность», чем всякие там заморские вольницы. Платон в своем «Идеальном государстве» делил граждан на касты, изничтожал частную собственность и запрещал самовольное деторождение. Кампанелла фантазировал о том, как в Городе Солнца все граждане работают под бдительным оком надсмотрщика, а недовольных обкладывают мешочками пороха и взрывают. Томас Мор полагал, что людей, вышедших за пределы своего города без справки от начальства, в идеальном мире будут бить плетьми и отдавать в рабство.
Все чаще слышатся разговоры о том, что свобода — это что-то вообще чуждое нашей культуре и нашему духу, что нам как-то ближе «самодержавие, православие и народность», чем всякие там заморские вольницы.
Дума пачками штампует запретительные законы, принимая порой по несколько десятков разных «низ-з-зя!» за день, вразнос идет все: от кружевных трусов до митингов, покушаются даже на святое — алкоголь и сигареты — при более или менее молчаливом одобрении более или менее масс. Можно, конечно, с приятностью думать, что это наше собственное изобретение. Но при более внимательном взгляде на положение дел приходится признать — мы вовсе не одиноки в своем запретительном угаре: это, увы, общемировой тренд на данный момент.
Земля свободы?
10 июня 2014 года жительница штата Теннесси, мать шестерых детей Табита Джентри получила 14 лет тюрьмы за то, что она, будучи остановленной дорожной полицией, сперва показала стражам закона просроченные права, а потом попыталась скрыться с места происшествия, «чуть не наехав на одного из полицейских». Преступление отягощалось тем обстоятельством, что за полгода до этого, когда полиция арестовывала бойфренда Табиты за непристегнутый ремень безопасности, Табита подошла к полицейским и выражала свой протест, несмотря на то что ей велели отойти и сесть в машину. Второй арест за полгода, оба раза — неуважение к полиции…
«Мы чувствуем, что правосудие в этом случае восторжествовало», — сказала прокурор Джессика Бэнти. Правосудие может торжествовать, пить шампанское и прыгать до потолка — на сегодняшний день в тюрьмах США содержится 2,4 миллиона человек, а еще 4,5 миллиона сидят под домашним арестом, заняты на обязательных работах или ходят отмечаться в полицию, согласно своим приговорам об условном осуждении. За 20 лет количество заключенных в Штатах выросло в 5 раз — после того, как заработала федеральная программа «нулевой терпимости». Норма «третье преступление — последнее» привела к тому, что сегодня огромные сроки получают и люди, совершившие совсем незначительные правонарушения. Как, например, заработавший свои 25 лет тюрьмы Джерри Дивайн Уильямс, в 1996 году осужденный за то, что попросил у подростков в парке кусок пиццы, — так как угонщик машин и наркоман Джерри Дивайн Уильямс к тому моменту уже имел два суда за плечами, то четвертьвековой приговор был вынесен ему автоматически. Сегодня каждый девятый житель США старше 12 лет хотя бы раз в жизни побывал за решеткой. Напомним, речь идет о стране, в которой принято считать свободу величайшим благом, дарованным человеку, первоосновой всего, источником своей государственности.
И если кто-то полагает, что в остальном мире дела обстоят иначе — этот кто-то здорово ошибается. По данным Freedom House, организации, занимающейся мониторингом гражданских свобод на планете, начиная с 90-х годов ХХ века наблюдается ежегодное уменьшение количества этой сложной субстанции — и процесс только ускоряется со временем.
О вассалах — верных и не очень
Как мы помним, основными свободами человека, как бы признанными почти всеми государствами на данный момент, являются:
— право на жизнь;
— свобода совести;
— свобода слова;
— право на честный и беспристрастный суд;
— право на защиту своей собственности;
— право на физическую целостность и личную неприкосновенность;
— право на свободное передвижение и выбор места жительства.
Эта великолепная семерка имеет целый выводок свобод и прав рангом поменьше. Но все они так или иначе вытекают из основных семи. Современные люди воспринимают эти тезисы как нечто универсальное и естественное, но стоит не забывать, что вообще-то это изобретение весьма новое. И что тысячелетиями лучшие умы человечества, придумывая идеальные способы общественной жизни, меньше всего заботились о свободе граждан — напротив, истребление какой бы то ни было самостоятельности и воли в отдельном человеке полагалось обязательным условием построения лучшей жизни.
Платон в своем «Идеальном государстве» делил граждан на касты, изничтожал частную собственность и запрещал самовольное деторождение. Кампанелла фантазировал о том, как в Городе Солнца все граждане работают под бдительным оком надсмотрщика, а недовольных обкладывают мешочками пороха и взрывают. Томас Мор полагал, что людей, вышедших за пределы своего города без справки от начальства, в идеальном мире будут бить плетьми и отдавать в рабство. Вообще много всего интересного предлагали просвещенные философы — и находили массу последователей.
С другой стороны, в реальном, неидеальном мире свободы тоже полагались далеко не всем — и в весьма ограниченном ассортименте. Покорность властям и родителям (а для женщин — еще и мужьям) признавалась высшей доблестью человека. И примерно до XVI века понятие «свобода» вообще довольно редко встречается в текстах, особенно если речь идет о свободе частного лица. А все потому, что феодальным системам свободы были в общем и целом ни к чему. Крестьяне пашут, дворяне воюют, монахи молятся, цари правят — все на своем месте, все стабильно, все под надзором. Единственный источник всех благ — земля, за нее идут стычки, у кого вассалы вернее — тот и победил. Но была одна категория населения, которая не очень укладывалась в эти рамки. Та, которую позже стали называть буржуазией. Да, все эти торговцы, ремесленники и прочий городской сброд, которому неведомы ни рыцарство, ни доблесть — и печется он лишь о собственных барышах. Вот этим низким людям почему-то страшно понадобились какие-то свободы. Они хотят прав на свободу передвижения — иначе им-де несподручно торговать. Они цепляются зубами за собственность. Они ноют и канючат, и требуют отмены пошлин на привозной хлеб, и чтобы их судили не дворяне, а какие-то ими самими избранные судьи, и чтобы снизили налоги, а иначе они соберут свои пожитки и сбегут во Фландрию или вообще в Геную.
И что самое обидное — там, где с этими подонками нянчатся, дела идут лучше, чем там, где верны древним традициям. В казне начинают брякать флорины и дублоны, на частных верфях возводятся фрегаты убийственной маневренности, на частных заводах начинают лить невиданные доселе пушки — и в результате Великая Армада валяется на дне морском, а королева торгашей вставляет в свою покрытую бесчестьем диадему алмазы, похищенные капером Дрейком у наихристианнейшего Владыки Европы. Да, буржуа свободы были нужны больше хлеба и лишь немного меньше воздуха. И когда именно их инициатива стала основным двигателем общепланетного прогресса — тогда впервые раздались голоса людей, пытающихся осознать эту новую потребность. И только тогда идеи вольности, свободы и человеческих прав появились на карте мировой мысли.
Что такое либерализм
Основные принципы классического либерализма, который в настоящее время все чаще называют «либертарианством», потому что изначальный термин приобрел необоснованную ассоциацию с социалистическими экспериментами 20-го века, исключительно просты:
— частная собственность священна;
— государство вмешивается в дела граждан лишь тогда, когда отсутствие такого вмешательства невозможно;
— должна быть максимальная терпимость к любым действиям другого человека, к его взглядам, его внешности и его словам, если эти действия не причиняют реального серьезного вреда другим людям.
И в результате мы имеем вариативное и инициативное общество с бурно развивающимися промышленностью, торговлей, наукой и искусством, где ни цвет кожи, ни пол, ни религия, ни оглядка на мнение других не мешают большинству людей развиваться, творить, думать и изобретать. На этом принципе с невероятной быстротой поднялись САСШ, которые за полтораста лет из дикой колонии на отшибе планеты превратились в самое мощное и передовое государство мира. И, разумеется, всем прочим пришлось кряхтя подстраиваться. Изменения шли — со скрипом, с завываниями, с тяжелыми потрясениями, войнами и революциями. Казалось бы, весь девятнадцатый, а затем и двадцатый век человечество шло в сторону большей свободы. Монархии рушились, рушились и шедшие им на смену диктатуры, Всемирная декларация прав человека ознаменовала победу нового курса, в воздухе был разлит пьянящий аромат свободы. А потом маятник пошел в обратную сторону. Произошло это на рубеже 80–90-х годов ХХ века.
И тому было несколько причин.
Причина первая: ЧЕЛОВЕК
Мы уже видели, что стремление к свободе далеко не так естественно для человека, как об этом мечталось просветителям. Нет, собственная свобода нам в целом нравится, но вот что касается свободы других… Увы, но согласно «Теории авторитарной личности», разработанной психологами Университета Беркли Эльзой Френкель-Брунсвик, Даниэлем Левинсоном и Р. Невитт Сэнфордом, а также Теодором Адорно, две трети людей «боятся свободы других больше, чем собственной несвободы».
Объясняется это естественными причинами: как представители сверхсоциального вида, мы более склонны отказывать себе в каких-то желаниях, чем смиряться с неудобствами, вызванными исполнением чужих желаний. Именно такое поведение обычно поощряется группой.
Этот сложный механизм проще пояснить на примере. Некто А гуляет с собакой по дорожке, некому Б неприятно наступать иногда в собачьи какашки. Б требует убирать за собакой, А недоволен этим требованием. С точки зрения либертарианца, мы должны видеть тут правоту А. Несправедливо из-за небольшого риска Б испачкать ботинок заставлять А ежедневно в обязательном порядке копаться в неприятной субстанции руками. И, в конце концов, оба они платят налоги, которые идут на зарплаты дворникам, при помощи специальных инструментов убирающих как собачьи дела, так и перышки, осыпающиеся с ангельских крылышек Б.
А вот с точки зрения представителя социального вида, Б совершенно прав — действия А доставляют ему неудобство, которое он требует устранить, пусть даже А это доставит куда больше неудобств, чем нынче испытывает Б.
Для многих людей естественно терпеть жажду, например, в поездке, если для того чтобы встать и принести воды, придется тревожить соседей. Жажда — куда большее неудобство, чем необходимость пропустить соседа к тележке с водой, но инстинкт в этот момент предлагает нам воздержаться от таких действий, чтобы не навлечь неудовольствие группы. И если готовность сдерживать свои желания на благо других — это качество вполне замечательное, то обратная сторона этого инстинкта — гипертрофированное раздражение на того, кто все-таки как-то мешает нам своими действиями, — не делает жизнь в социуме счастливее.
Но общество обычно с готовностью поддерживает запреты на курение, на разговоры по телефону в ресторанах, на соседских собак и кошек, на поцелуи на улицах и на миллионы других раздражающих нас мелочей.
Причина вторая: МИР И ПРОЦВЕТАНИЕ
Серьезных войн человечество не знало уже больше половины века — прецедент в истории неслыханный. Подавляющее большинство стран не испытывает все это время никаких серьезных потрясений — сплошные стабильность и размеренность. И в результате у людей в кои-то веки появилось достаточно сил и времени, чтобы как следует наладить свой быт. Все отрегулировать и прописать правила — какими должны быть огурцы, велосипедные шлемы, трусы, отношения между мужчиной и женщиной (плюс вариации) и калорийность пиццы. Все для блага человека, для его безопасности.
Действительно, если ездить на велосипеде без шлема, можно упасть и стукнуться головой. Почему бы не ввести штрафы, которые сохранят некоторое количество голов? А курение вообще вредно — нужно взвинтить до небес цены на табак, рисовать на пачках разложившиеся легкие и запретить курить всюду, где только можно. И за разговор с чужим ребенком на улице нужно сразу надевать наручники — в полиции разберутся. Представляете, сколько детских жизней, может быть, спасла эта мера, — ради этого можно и наручники потерпеть. А еще вредно сладкое — давайте запретим продавать большие емкости с газировкой, авось люди будут меньше ее пить. Колоссальный рост чиновничества в США, в России и странах Евросоюза (в 1,5–3 раза за последние 20 лет) позволяет не только принимать тысячи подобных запретов, но и контролировать их исполнение. Запреты на опасные игрушки, опасную одежду, опасные дома, опасные машины, опасную еду связывают по рукам и ногам не только производителей, всемерно усложняя их жизнь. А население, привыкая к этой навязчивой опеке, охотно меняет свободу в обмен на безопасность. В прошлом году Обама подписал-таки скандальный «Билль о продовольственной безопасности», который затронул треть населения страны. Отныне на территории США людям, самим выращивающим в своих садах и огородах овощи, ягоды и фрукты, запрещено не только продавать свои продукты, но даже угощать ими людей, не являющихся членами их семей. То есть за данный соседу бутерброд с джемом из своей смородины любая бабушка рискует вполне реальным тюремным заключением. Еще двадцать лет назад за такой билль от Обамы осталось бы лишь небольшое количество неполиткорректных темных кусочков — более явного покушения на свои свободы Штаты не знали со времен Бостонского чаепития. Но сегодня, когда безопасность стала важнейшим приоритетом мирного человечества, огородники смиренно утерлись.
Причина третья: ИНТЕРНЕТ И ЦИФРОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
Сперва он казался островком свободы. Сегодня использование интернета — один из простейших способов попасть за решетку, не выходя из собственного дома и не имея преступных наклонностей. Скачанная песенка, прочитанный рассказ, неосторожный комментарий к чужому тексту, вирус, занесший вас на страницу ХХХ, где на подушках резвилась модель 17 лет и 11 месяцев от роду, — все это вполне может кончиться визитом киберполиции.
И именно благодаря интернету, а также другим цифровым технологиям жизнь частного лица стала максимально публичной. Еще в 2002 году директор одной из лабораторий Hewlett-Packard Мартин Сэндлер в интервью рассказал, что в одном Лондоне имеется 4,2 млн уличных видеокамер и средний лондонец мелькает на них около 300 раз в день, — с тех пор количество камер в городе удвоилось. Возможности контроля над человеком у государства возросли так, как никогда прежде, — теперь оказалось возможным присматривать за соблюдением таких запретов, которые четверть века назад было бесполезно и принимать — кто бы смог уследить за их исполнением?
И третий секрет этого ящичка кибер-Пандоры заключается в том, что с появлением интернета впервые в истории заговорили те, кто всегда молчал. Если раньше право высказывать свое мнение имела только элита — люди с образованием, даром слова и убеждения, — то сегодня бал правят вовсе не они, а рыцари орфографических ошибок и капитаны космической пунктуации. Самая необразованная и самая многочисленная часть населения наконец начала писать и свои письма с пожеланиями Деду Морозу.
И что мы видим в этих письмах?
Требования о введении смертной казни, полиции нравов, цепей и каторг, запретов на все и вся. Парадоксально, но факт: век прогресса помог средневековому сознанию обрести голос и заявить свою точку зрения на положение вещей, перетягивая одеяло на свою темную сторону.
А что в перспективе?
Вероятно, нас ждет еще больший съезд от относительной свободы в авторитарно-патерналистскую ложбину. Это предсказывали еще такие зубры, как Карл Поппер и Гюнтер Рормозер, которые хоть и называли разные причины происходящего, но сходились в том, что человечеству еще долго придется подтягивать великоватые пока для него штанишки правильного отношения к свободе, которое большинство людей пока не способно ни понять, ни признать. Ибо, как известно, свобода неотделима от ответственности, а брать на себя ответственность — куда утомительнее, чем зашвырнуть ее в бурьян и жить, полагаясь на царя, бога и партию.
Источник:
Матвей Вологжанин
Маxim